КУРСКАЯ ЗАРЯ. повесть
Часть 4. Квадрат 43.
Глава 14. А вдруг не поздно?
Предыдущая глава: http://proza.ru/2024/09/17/33
…Они сели все трое за стол заседаний, Рёозе - с одной стороны, Букин и Горев – с другой. Тут же позвонил телефон. Петр Васильевич поспешил взять трубку. Но на проводе просили Рёозе. Начальник железнодорожного вокзала рубку передал, с не скрытым удивлением, что шефу гестапо звонили в его кабинет:
- Am Ger;t. (У аппарата.)
Короткие секунды молча слушал короткий доклад с каменным лицом, затем:
- Geht es Ihnen gut? (У вас всё в порядке?) – На той стороне ему отвечали, судя по его лицу, без плохих новостей. При этом Букин, шеф «Русского гестапо» Орла, уже знал, что определить настроение штурмбанфюрера, по его физиономии, совсем не просто, лицо немецкого офицера никогда не выдает его настроение, лишь по глазам можно было судить, что он не спокоен.
Рёозе выдавил из себя чуть заметную улыбку, понимая, что за столом его визави всё равно не понимают о чём он говорит, а говорил он с начальником управления СС Змеёвки, он попросил секретаршу, об этом звонке, когда заходил в кабинет начальника станции Орёл: «Пусть разговор выглядит шутливым». Ладонь на грудь, словно извиняясь:
– Also gut… (Значит так…), - говорил очень спокойно, уже не снимая с лица улыбку, переводя взор то на Горева, то на Букина, - ...Wir haben hinten ... Sie haben hinten, in der Schlange, die russische Intelligenz arbeitet. Alle alarmieren. Es ist porochno, die Truppenk;mmung des Gel;ndes bis zu den russischen Sch;tzengr;ben zu organisieren! In der Schlange eine Razzia durchf;hren. Alle Gefangenen werden gefiltert. Unzuverl;ssige und Inhaftierte werden zu mir gebracht. Durchf;hren. Die geringste wichtige Situation ist, mich sofort zu finden! (…У нас в тылу… У вас в тылу, в Змеёвке, работает русская разведка. Поднять всех по тревоге. Поротно организовать войсковые прочёсывания местности, вплоть до русских окопов! – Последнее несколько на повышенных тонах. - В Змеёвке произвести облавы. Всех пойманных профильтровать. Неблагонадёжных и задержанных доставить ко мне. Выполнять. Малейшая важная ситуация… - чуть задумался, - немедленно меня найти!)
Говорил улыбаясь, чуть ли не радость на лице, словно читал рецепт для салата, перед большим праздником.
Трубку повесил. Некоторое время задумчиво стоял над телефоном. Посмотрел на свои ручные часы – 14.33: «А вдруг не поздно?»
Челюстью повел в сторону, ощутив зубы об зубы, почувствовав смещение челюсти до края. Так в молодости проверял боль, после вывиха в очередной драке… с фашистами, еще в двадцать шестом, до полицейской академии, дрались с ними на каждой новой стачке, в полицейской цепи защищая коммунистов.
Наконец опять, за стол сели все.
Ни Букин, ни Горев немецким не владели, немец – не владел русским… Уже с минуту сидели молча, начальник вокзала не мог скрыть неудобство ситуации, м внутреннее беспокойство, пока Люба, с улыбкой не появилась в двери, на серебряном подносе неся чашечку кофе, аромат которого быстро заполнял не маленькое помещение.
Штурмбанфюрер неспешным движением поднёс чашечку кофе к губам, слегка прикрыл глаза, сделав легкий длинный вздох носом, чуть поведя головой с лева, направо. На мгновение замерев, сделал маленький глоток, чуть чмокнув языком… медленно чашку поставил на блюдце провожая её довольным взглядом.
- Vielen Dank, Лиу-ба. Sie haben einen sehr sch;nen und ungew;hnlichen Namen. (Спасибо большое, Лю-ба. У Вас очень красивое и необычное имя.) – С улыбкой смотря на симпатичную русскую девушку. Люба в ответ улыбалась, её глаза говорили, что она понимает приятный флирт офицера, но Пауль умел заглядывать в глаза людей за первую вуаль оболочки сознания… а там… там ничего хорошего не было для немца, кроме страха и женской хитрости: - Setzen Sie sich, wir m;ssen ;ber etwas reden, aber ohne Sie wird es nicht funktionieren. (Присядьте, мы должны кое, о чем поговорить, а без вас это никак не получится.)
Любовь села в стороне от начальника Орловского вокзала, своего шефа, получилось между Горевым и Рёозе, но на стороне стола, где сидели русские начальники немецкой администрации. «…Её придется прогнать через процедуры. Потом прогнать… она не такая уж и простая женщина. Хорошо, если её хитрость – это всего лишь хитрость женская…»
Рёозе, в этот момент, по-прежнему внимательно осматривал фигурку симпатичной переводчицы. Глаза не выражали ничего, когда переводчица села, юбка поднялась чуть выше колен… её красивых ног. Пауль даже невольно, не глубоко, скрывая волну мужского вдохновения, вздохнул, хотя самообладание, не молодого офицера, всегда было высоким. Тем не менее было видно, что красивая женщина знает - на неё засматриваются, практически все мужчины… любого возраста.
- Also brauche ich die Lokf;hrer, die die Waggons zum Entladen transportiert haben, zu Deponie Nummer zwei. Vor zwei Tagen, am dreizehnten Mai. Ich stelle klar, nachmittags.
Переводчица перевела:
- Итак, мне нужны машинисты, которые возили вагоны на разгрузку, на полигон номер два. Два дня назад, двенадцатого мая. Уточняю, вторая половина дня.
Горев выслушал с возрастающим удивлением, все больше клоня голову набок, взгляд всё ниже и ниже:
- К завтрашнему утру я подготовлю Вам графики работы этих машинистов. – Скороговоркой, задумчиво разделяя фразы.
Рёозе внимательно выслушал перевод, обратив внимание на манеру сказанного, начав недоверчиво улыбаться:
- Sie haben mich falsch verstanden, Павэл Григорэвищ. Ich brauche diese Daten sofort, nicht morgen! (Вы меня не так поняли, Павэл Григорэвищ. Эти данные мне нужны немедленно, а не завтра!)
Заканчивал фразу с металлом в голосе, с паузой продолжая фразу:
- Und au;erdem brauche ich ihre Familien und Verwandten! Und ... Alles! Wen kann ich identifizieren. (И ещё, мне нужны их семьи и родственники! Причём… Все! Кого можно выявить.)
Горев на несколько секунд задумался. В глазах старания безразличия, под которым страх… под которым ненависть. Но в это время опять позвонили по телефону. Люба взглядом и жестом обратила внимание на телефон, Рёозе, глазами и кивком головы, дал ей разрешение ответить, сам вновь медленно приложился к кофе.
- Секретарь начальника железнодорожной станции Орел на пров… - остановилась на полуслове, там её перебили, и говорили что-то очень важное, - Павел Григорьевич, Брянск, Вас требуют!
Передовая ему трубку. Брови Горева дернулись выше на лоб.
- Горев на проводе.
С пол минуты, скорее всего чуть более, выслушивал, что ему говорили из Брянска:
- Принял… - медленно положил трубку на рога аппарата, только после вздоха и выдоха заговорил. – в 06.20, и в 06.25 утра, в тридцати и в тридцати шести километрах от Брянска партизаны пустили под откос два литерных состава, движущихся к нам, один с танками. Двенадцать машин с экипажами. – Заминка. Все молчали. - Сообщили сразу, как выяснили, что составы к нам шли, и, как оказалось при проверке, паровозные бригады наши… Орловские, вместе с паровозами. Номера машин… паровозов, списки паровозных бригад, номенклатура грузов и остальные данные уже высылают телеграфом. – Задумался на секунду. – Скорее всего сейчас принимают.
Горев моргал глазами и медленно опустил взгляд на зелёное сукно стола заседаний, лицо выражало растерянность и удивление. В кабинете стало совсем тихо, стены и три стекла в окнах хорошо защищали от делового шума станции. Рёозе сильно сжал зубы от злости, предчувствуя плохое:
- Машинисты… целы? – Вопрос прозвучал словно в пустоту.
Начальник железной дороги рассеянно туда-сюда головой, пальцами дотронувшись до лба:
- Хм… э-э, не уточнил, Давайте дождемся телеграммы…
Горев глубоко и неспокойно вздохнул, медленно встал, глубоко вдыхая и выдыхая носом.
- Мне надо распорядиться, господин штурмбанфюрер. – У него в голосе тоже чувствовались, пусть не металлические, но медные… или оловянные нотки.
Напряжённо, но стараясь это скрыть, Горев вышел из кабинета, не дожидаясь реакции эсэсовца.
Рёозе проводил Горева глазами, дожидаясь, когда закрылась за тем дверь:
- Nun, was Sie betrifft, Herr Bukin. (Теперь, что касается вас, господин Букин.)
Тяжёлый взгляд кувалдой упал на главного эсэсовца. Локтями облокотился о стол, значительно приблизившись лицами, напряжённо глаза - в глаза:
- Diese Leute, die jetzt genannt werden, werden verhaftet ... Sie. Wenn Sie alle sofort und sofort verhaften, ihnen gr;;ere Kasematten w;hlen, halten Sie alle enger zusammen, aber einigerma;en eng, sie sollten sich unwohl f;hlen, aber ich brauche alle Lebenden, wenn m;glich Gesunden, und versuchen Sie nicht, sie an die Gurte zu schneiden ... Herr Bukin. Antwortet mit dem Kopf! (Этих людей, которых сейчас назовут, арестуете… вы. Арестуете всех сразу и немедленно, выберете им казематы побольше п держите всех вместе поплотнее, но разумно поплотнее, они должны испытывать неудобства, но мне все нужны живые, по возможности здоровые… не вздумайте их на ремни резать… господин Букин. Ответите головой!)
Люба переводила с трудом, не в силах скрыть свои эмоции, от шефа Орловского гестапо. Спазмы молодой женщины, от сознания старого сыщика, не ускользнули:
- ... F;ttert, trinkt, wie es sein sollte, ohne zu verspotten ... bis zu meiner weiteren Verf;gung. Geben Sie mir die Lokf;hrer sofort und so schnell wie m;glich. Ber;hren Sie sie nicht und mit dem Finger, halten Sie sie respektvoll fest. Und denken Sie immer daran – Lokf;hrer sind die Elite der Arbeiterklasse, es gibt keine Lokf;hrer auf der Schiene. Sie tun alles sorgf;ltig und gem;; meinen Befehlen. (…Кормите, поите как положено, без издевательств… до моего дальнейшего распоряжения. Машинистов отдадите мне сразу, и как можно скорее. Их не трогать и пальцем, задержание производить с уважением. И всегда имейте в виду – машинисты паровозов – элита рабочего класса, машинистов на железной дороге не хватает. Все делаете аккуратно и согласно моих приказов.)
Говорил искоса поглядывая на Любовь, у которой на лице, во всех её чертах написано и боль, и отвращение к беседе, страдания… глубокая жалость к людям, про которых шла речь.
Букин резко встал, в струнку:
- Так точно, господин штурмбанфюрер! – Люба хотела переводить…
Но штурмбанфюрер поднял руку:
- Не нада, Лию-ба. Ия поньял. – сказал по-русски, слегка улыбаясь краями губ.
После длинного взгляда на коленки женщины, затем в глаза переводчицы, Рёозе продолжал:
- Sie werden erfahrene Provokateure zu ihnen setzen. (К ним подсадишь опытных провокаторов.)
Неприятная, скользкая секундами, пауза. Уже обращаясь непосредственно к переводчице, не переводя взгляда с Букина, словно продолжая говорить с ним:
- Sie m;ssen lernen, Ihre Gef;hle weniger zu zeigen. Es gibt einen Krieg, S;;e, und Krieg ist ... eine sehr schlechte Sache. Wenn die Lokf;hrer nicht dabei sind, werden sie sofort freigelassen, und ich werde mich pers;nlich bei ihnen entschuldigen. Vor allen! Wir brauchen sie, um zu arbeiten, anstatt im Gef;ngnis zu sitzen. (Вам надо научиться меньше проявлять свои чувства. Идет война, милочка, - только в этот момент посмотрел на Любу, - а война… очень недоброе дело. Если машинисты окажутся не причём, они немедленно будут отпущены, и я лично перед ними извинюсь. Перед всеми! Нам надо, чтобы они работали, а не в тюрьме сидели.) – последнее сказал громко, не по-доброму, напряжённо не отпуская испуганные глаза переводчицы.
«Для работы у меня в ведомстве эта красавица не подойдёт – слабовольная, не выдержит...», - Пауль думал, забрать её к себе, но сейчас прагматизм брал своё.
Букин всё это время стоял, смотря то на штурмбанфюрера, то на секретаршу начальника железнодорожного вокзала. Но Люба так и не стала переводить то, что говорил шеф Орловского гестапо.
В это время в кабинет вернулся Горев Павел Григорьевич. Остановился, плотно и особо аккуратно закрыв дверь, смотря на присутствующих, отчётливо почувствовав сложность предыдущего разговора.
- Надо немножко подождать. Телеграмму из Брянска принимают как раз сейчас, заодно и списки, за тринадцатое, подготовят.
Прошёл к своему стулу, сел. Над столом заседаний образовалась тишина. Люба перевела то, что сказал Горев, все движения которого, да и лицо тоже, выражали недовольство происходящим.
- Okay, warten wir. (Ну ладно… подождём.)
Он опять потянулся за кофе:
- Wie lange dauert es, Herr Goryev? (А долго, господин Горьев?)
- Не думаю, господин штурмбанфюрер, не более двадцати минут. (Ich glaube nicht, Herr Sturmbanf;hrer, nicht l;nger als zwanzig Minuten.)
Пауль Рёозе уже ставил чашку на блюдце:
- Warten. (Подождем.), – улыбка, - ich war immer ;berrascht von der Dynamik der russischen Sprache ... "glaube ich nicht?.." nicht auf Deutsch, nicht auf Englisch, solche Umdrehungen gibt es nicht. (Меня всегда удивляли обороты русского языка… «не думаю»?.. Не на немецком, ни на английском, таких лингвистических оборотов не бывает.)
Медленно опустил спину на спинку кресла, продолжая улыбаться:
- Wor;ber sollen wir reden, meine Herren?.. Na gut.. M;gen Sie die Macht der Deutschen noch nicht vollst;ndig angenommen haben, Herr Gorjew ... die, ich muss betonen, f;r immer nach Russland gekommen ist! Und die Deutschen haben Sie von den Bolschewiki befreit! Aber f;hren Sie, egal was f;r eine Propagandaarbeit Sie mit Ihren Arbeitern machen? Um die positive Gr;;e der Deutschen f;r Ihr Volk zu betonen! (Ну о чём будем говорить, господа?.. – глаза чуть шире, после мимолётной паузы. - Пускай вы не до конца ещё приняли власть немцев, господин Горьев… которая, я должен подчеркнуть, пришла в Россию навсегда! Причём Немцы освободили вас от большевиков! Но вы проводите, хоть какую ни будь агитационную работу со своими работниками? Чтобы подчеркнуть положительное величие Немцев на ваш народ!)
Проходили секунды, но Горев молчал, по лицу было видно, что он боялся сказать что-либо шефу гестапо, напряжённо обдумывая каждое будущее слово.
- Павьэл Григоревищ!.. Ja, Sie sind ein guter Fettaffe, Herr Gorev. Aber wenn Sie uns nicht ideologisch helfen, werden Ihre Mitarbeiter f;r die Zerst;rung oder vor allem die Unterst;tzung der Partisanen sehr brutal bestraft und ich muss betonen, dass Sie sich selbst zerst;ren werden, Herr Gorev! Wir werden Sabotage ... nicht zulassen! Und umso mehr lassen wir es nicht zu!.. Spionage. Wie lange brauchen Sie, um Informationen ;ber Lokf;hrer zu sammeln? (Павьэл Григоревищ!.. Да… Вы хороший технарь, господин Горев. Но если вы не будете помогать нам идеологически, то ваши сотрудники будут наказываться и очень жестоко… за вредительство, или, тем более, поддержку партизан… и должен подчеркнуть… вы и себя сгубите, господин Горев! Мы саботаж… не допустим! И тем более не допустим!.. шпионаж. Сколько вам надо времени на сбор сведений по машинистам?)
Павел Григорьевич совсем не был героем, он понял намёк на пущенные под откос составы, даже в глазах потемнело, страшно стало не за себя… за жену.
- Не долго. Думаю, список принесут, - повторил, чуть задумавшись, - через пятнадцать… двадцать минут. – Сказал тихо, края губ опустились вниз, словно на них повесили гирьки.
- Ich meine nicht die Lokf;hrer selbst, ich meine ihre Verwandten! (Я имею в виду не самих машинистов, я имею в виду их родственников!)
- Постараюсь как можно быстрее. – моментально ответил Горев с маской на лице.
Секретарша перевела.
После перевода, Рёозе на какое-то время словно замкнулся.
- Luba, k;nnen wir essen gehen? Zur gleichen Zeit werden Sie mir Klavier spielen… (Люба, может съездим пообедаем? Заодно, Вы поиграете мне на фортепиано…)
- Herr Reose, (Господин Рёозе,) - было видно, она не рада перспективе обеда, с шефом гестапо, после переведённого разговора, - ich habe jetzt eine Menge Arbeit zu erledigen, lass es uns beiseite legen ... vielleicht f;r morgen Abend. (сейчас у меня очень много работы, давайте отложим… может быть на завтрашний вечер?)
Рёозе вздохнул:
- Das ist mein Job, Лю-ба. ;bertragen Sie es an Ihren Vorgesetzten. Werden die Lokf;hrer, die am Bahnhof Adler arbeiten, f;r die Arbeit in der Schlange angezogen? (Такова моя работа, Лю-ба, - после короткой паузы. - Переведите вашему начальнику. Те машинисты, которые работают на станции Орёл, привлекаются для работы в Змеёвке?)
Горев ответил сразу:
- Ни в коем случае, господин штурмбанфюрер, действует инструкция за Вашей подписью.
- Ich kenne die Anweisungen sehr gut, aber wird sie befolgt?!? (Я прекрасно знаю про инструкцию, но соблюдается ли она?!?) – Выпалил грозно, но, как всегда, сдержанно, начальник гестапо.
Начальник вокзала в ответ:
- Железная дорога, господин штурмбанфюрер, не то место, где нарушаются инструкции. Это часто приводит к очень тяжёлым последствиям. Я всю жизнь в этом был… - запнулся, было видно, что он ищет слово, наконец, слегка вытаращив глаза, словно от обиды, - педантичным.
Когда переводчица закончила перевод, на лице Рёозе определилось заметное удовлетворение, глаза слегка сощурены, на складках лица, на уже появившихся морщинах, еле заметная улыбка удовлетворения:
- Daf;r sch;tzen wir Sie auch... (За то Вас и ценим… господин Горев), – примирительный голос эсэсовца прозвучал успокаивающе, стало понятно, обвинений в саботаже на будет, в этот момент взгляд Пауля упал на чашку кофе, - oh!.. ich habe den Kaffee ganz vergessen. (о!.. совсем про кофе забыл.) – хотя, на самом деле чашка была уже почти пуста, но немца, похоже, не смущала даже кофейная гуща.
- Kann ich mich aufw;rmen? (Может подогреть?) – Дернулась Люба.
- Nein! Nein, kalter schwarzer Kaffee hat seinen besonderen, unvergesslichen Charme.. (Нет! Нет, холодный чёрный кофе обладает своим особым незабываемым шармом.)
Предложение подогреть кофе, вызвало у Пауля внутреннее веселье, похожее на восторг: «Безгранична русская Душа!..», - на лице только легкая улыбка благодарности, предложение вызвало некие тёплые чувства к переводчице и удивление, немка такого предложить не смогла бы.
С глазами, выражающими удовольствие, потянулся к чашке…
Не прошло и десяти минут, в кабинет постучали. Павел Григорьевич, поднялся, рассчитывая направиться к двери:
- Это Софья Леонидовна, принесла документы. Да, да заходите, Софья Леонидовна! – второе предложение громко, чтобы за дверью услышали. Идти было не надо.
Не смотря на приглашение – войти, женщина, открыв дверь:
- Разрешите?
Горев:
- Да, да, Софья Леонидовна. – опять присаживаясь на стул.
Вошла, мягкими женскими шагами к столу, положила перед Горевым листок бумаги с отпечатанным на машинке текстом, на него длинную ленту телеграфного аппарата. Рядом еще один листок с табличным текстом от руки. Из рук в руки передала ему журнал, где тот расписался и передал журнал обратно. На журнале крупно – «Телеграммы». Женщина тут же скрылась за дверью.
Горев сгрёб ленту телеграфа в сторону, внимательно стал читать текст телеграммы на листе бумаги. Оба листа придвинул друг к другу, стал читать лист, заполненный от руки. Затем вновь перевёл взгляд на то, что прислали телеграфом. Чуть прикусив нижнюю губу, обращаясь к переводчице:
- Люба, я Вас попрошу, письменно переведите господину Штурмбанфюреру оба документа, но сначала их ему прочитайте…
…Люба подробно перевела, по предложениям содержание сначала телеграммы, иногда останавливаясь от спазма, на глазах непроизвольно появились слёзы:
«В 06.25/14.05.1943 при подрыве партизанами железнодорожного перехода через речку Велемья на 34 километре перегона Брянск - Орёл, потерпел катастрофу грузовой состав с литерным номером № 43.05.3475.22. Паровоз за № 6388 орловского депо. Экипаж локомотива: машинист 1 класса – Тихон Матвеевич Каретин, кочегар – помощник машиниста – Ефим Карлович Задорин, Орловское депо. Оба погибли. Перечень груза будет передан отдельно, под грифом секретно…» Далее шло описание второго состава, потерпевшего катастрофу, так же из орловского депо, так же подробно. Подрыв на мосту другой речке, чуть ближе к Брянску, за пять минут до первой, в перечне, трагедии. Далее движение было остановлено, и обезврежены ещё две заложенные мины, в месте заложения одной из них произошёл бой с отрядом партизан.
Во второй бумаге перечень из пяти экипажей маневровых паровозов, работавших на станции Орёл двенадцатого мая и подававших грузы на площадку № 2… Среди них был экипаж Ефима Каретина, наиболее опытного в депо машиниста, имеющего заслуги перед оккупационной администрацией железной дороги Орла. Далее было написано, что в ночь на тринадцатое мая его паровоз за № 6388 потащил литерный состав в Брянск, с двумя неисправными танками и двенадцатью машинами, эвакуированными с поля боя. Во второй половине дня на вторую площадку кроме Каретина ходили ещё два экипажа.
В глубокой задумчивости Павел Григорьевич произнёс, очень тихо, себе под нос:
- Позавчера это были наши лучшие экипажи…
Рёозе вопросительно посмотрел на Любу. Попросил её перевести, что произнес Горев.
Гестаповец понял, что начальнику вокзала глубоко жаль погибших, и как он понял еще, тот сожалеет о потере нужных специалистов. Второе в его рациональном мозгу откладывалось отчётлевее.
Рёозе не стал ждать, когда Люба закончит письменный перевод, распорядился, чтобы:
1. Начальник станции Орёл собирает все сведения о родных, оставшихся двух бригад локомотивов, подававших грузы на вторую площадку 12 мая, до завтрашнего утра - 15 мая, с немедленной доставкой лично ему в руки. Данные по родным третьей, погибшей бригады, подготовить отдельно, не позже утра 16го мая, и доставить ему же, передать можно адъютанту.
2. Немедленно осуществить перевод телеграммы и списка машинистов, предоставленных начальником станции. Передать их Букину, в двух экземплярах на русском и на немецком языках.
3. Букину с документами немедленно прибыть к шефу гестапо города Орла с полученными на руки документами.
4. Предоставить в гестапо перечень материальной части, утраченной и пострадавшей в крушениях поездов (подчеркнуто) подробно.
После этого штурмбанфюрер уехал к себе. Когда уходил от начальника станции, на его часах было 15.24…
Спускаясь по лестнице со второго этажа, где находился кабинет начальника Орловского железнодорожного вокзала, щуря глаза: «…Это хорошо, что составы ушли под откос, не доехав до нашего протектората. Не хватало бы мне еще крушений на железке... Не отмыться бы. Как еще там в Змеёвке сложится. А вдруг??? – Он шмыгнул носом, словно предчувствуя очередную глупость подчинённых. - …Пол Змеёвки сейчас сгонят в тюрьму, - ухмыльнулся на ходу, - идиоты. Если сегодня не будет важных сведений оттуда, завтра, с утра, еду на механический… Букина надо будет взять с собой.» Лейтенант Шиллер открыл перед ним дверку автомобиля. Взгляд, суровый взгляд, на лейтенанта, фуражку с головы, сел на заднее сиденье мерседеса.
После того, как Шиллер закрыл дверцу: «Дверцу закрывать и открывать у него не плохо получается… И все-таки надо будет взять немецкую комендантскую охрану, на букинских выродков надежды мало, если что.»
Машина тронулась. Ирвин Шиллер сидел на переднем сидении: «…А если сегодня придется… по срочному?», - глубоко вздохнул: «…По приезду, надо будет позвонить Вернеру, чтобы охрана была готова в любой момент…» Ирвин вполоборота к шефу растерянно рассматривал пустынные улицы Орла.
………………………………………………………….
На момент, отъезда Рёозе от начальника Орловской железной дороги, в Змеёвке и вокруг неё, активно разворачивалась войсковая облава. На заводах города, и в самом городе уже задержаны большое количество людей по «подозрению в сотрудничестве с партизанами» - так звучало обвинение по задержанию. Уже ушли машины с тыловыми волчатами оккупационной власти при развёртывании полевых цепей для прочёсывания местности на восток от Змеёвки.
На прочёсывание полей и оврагов были направлены все, не задействованные в караулах комендантские войска, силы гражданских, охранных отделений при учреждениях, личный состав полицейского подразделения «русского гестапо» подчиненного Букину. Самого Букина здесь, в общем-то, никто и не видел, хотя он здесь был дважды, но его общение, в основном, проистекало с немецким начальством, конечно через переводчика, но его никто не знал и никогда не видел, хотя говорили, что переводчик местный. И конечно командным составом местных полицаев, почему-то не позвав на эту встречу Павла Рябова - он ведь тоже… командир, на что, поначалу, Паша был обижен… сильно.
……………………………………………
Павел Рябов в три часа дня никуда не поехал. Отменили их выезд… после тревоги по всей Змеёвке, отъезд перенесли на другое время после выполнения поступившего из Орла приказа, не отменив сборы совсем. Собрав, по возможности, всех местных полицаев, скомандовали: «По машинам!», - и повезли их на облаву. Выгрузили возле поймы речки Неруч, на просёлочной дороге, проложенной произвольно по кромке поля, перед заросшей поймой, еще в сорок втором, именно здесь шла немецкая техника к переправе через Неруч, даже трубы в балках заложили. Склад на станции был из метровых бетонных колец – остались еще от Советов, ими и выложили переходы под дорогой.
Пашка не первый раз попал в подобную облаву… всегда срочные, всегда с моментальными сборами. Походят, другой раз друг за другом, водку попьют, да потом домой разъезжались. Ни разу никаких реальных драматических событий, если не считать по пьяни – попугать население, стрельбой в землю, или в воздух… поржать над этим пьяными глазами и жёлтыми зубами! Сейчас, оказалось, ещё проще – их в загон поставили, даже ходить никуда не надо, они будут нужны, если на партизан кто ни будь наткнётся, и надо будет брать тех в полон, зажатых автоматами да пулемётами немецкими. Но вероятность, что именно здесь, почему-то наткнутся на партизан… не так уж и велика, тем более, что за речкой уже… русские!.. «Какие здесь партизаны, к чёрту?» Странно лишь то, что через каждые сто – двести метров, обязательно в поле зрения с обоих флангов, закреплялся пулемётный расчёт немцев… как не крути, выглядело это очень серьёзно, пулемётные точки закреплял офицер, закреплял серьёзно, по-военному, с короткими яркими командами, остро бьющими по мозгам на немецком языке. Им приказано находиться рядом с двумя грузовыми машинами, для возможности быстрой переброски… при необходимости.
«Что ж они такое, эти партизаны, натворили? Почему ничего не слышал? Поему ничего не знаю?»
Иллюстрация: фото 1943 год после освобождения, железнодорожная станция Змеёвка, Орловская область.
Продолжение: http://proza.ru/2024/09/18/1123
12.07.2024
Олег Русаков
г. Тверь